Содержание >> Отмена применения акта амнистии >

22. Третий Знак. Жалоба в Генеральную прокуратуру от 11 апреля 2002 г.

Ответ прокурора Тверской области Аникина А.А. о законности принятия постановления о прекращении уголовного дела в части смерти моей жены был, конечно же, очередным преступлением прокурора, и смириться я с этим не мог.
Как только я прочитал этот ответ, я немедленно засел за следующую жалобу – благо я был еще в отпуске. Корпел несколько дней, с перерывами на сон, жутко устал. В одну из ночей, часа в три, вышел с сигареткой на балкон и услышал высоко в небе голоса диких гусей – надо же! они летели прямо над Москвой! Вспомнились слова из недавно виденного какого-то американского фильма: «Мы обречены на борьбу со злом!», и мне стало ясно все: и почему Наталья тогда трижды сказала тем двоим: «Вы за все заплатите, до копеечки!»; и что я делаю все эти годы: да, это борьба со злом. Это борьба против тьмы, это борьба за свет. Все встало на свои места. Все оправданно. И именно поэтому смерть – не поражение. И этот процесс непрерывен. И вечен. Как весенние караваны диких гусей на север – туда, где кончается ночь, и где так легко выращивать своих детенышей.

Эта моя следующая жалоба касалась только незаконности и необоснованности прекращения уголовного дела по факту убийства моей жены. Фактов, приведенных в этой жалобе, достаточно для того, чтобы многих «служителей Фемиды» с чистой совестью отправить за решетку по статьям 300 и 303 УК РФ (незаконное освобождение от уголовной ответственности и фальсификация материалов уголовного дела).
Одиннадцатого апреля 2002 года рано утром я понес свою жалобу в приемную Генеральной прокуратуры РФ. Оказалось, адрес приемной изменился – она переехала недалеко - в Благовещенский переулок, дом 10 - почти вплотную к тому самому летнему саду, в котором происходили описанные в известном романе Михаила Булгакова события.
Прокурор приемной, к которому я попал на прием, мне понравился сразу: мужчина лет сорока, одет без изъяна – по должности, ничего лишнего, отвлекающего взгляд. Чистое лицо, короткая стрижка, твердый взгляд, безапелляционная речь. Наверняка спортсмен: не пьет и не курит – точно. Сначала спросил паспорт, открыл, сверил фотографию, полистал. Отложил в сторону. Прочитал начало жалобы, прочитал конец, стал листать приложения. На справку следователя Бородкина о размере телесного повреждения на левом виске жены (8х8 см. толщиной 2 мм) удивился:
- Что это за справка? Откуда?
- Из уголовного дела, - отвечаю.
- Материалы уголовного дела ксерить нельзя. Можно делать только выписки. Как Вы это сделали?
- Судья разрешил. Да и новый УПК позволяет.
- Нельзя. Я сам следователь – я знаю.
Я начал было возражать, но он слушать не стал. Потом, прочитав заключительную часть жалобы, продолжил:
- Отчет адвоката к уголовному делу приобщать нельзя. Адвокат все что угодно может написать.
- Нельзя так нельзя, но это его отчет о своей работе по моему делу. Здесь он фактически сам расписался в том, что работал на преступников.
- Значит, пьяный был.
- Не пьяный – глупый. И уверенный в своей безнаказанности. У меня еще один адвокат был – бывший следователь Генеральной прокуратуры. Тоже работал на преступников, работает и сейчас.
- Количество адвокатов не переходит в качество. Адвокаты работают за деньги.
- Статья была в «МК» известной журналистки Богуславской по этим материалам.
- Вы читаете газеты? Не советую.
- Да я уж давно не читаю, - сказал я и рассмеялся – вспомнил слова профессора Преображенского из «Собачьего сердца». Я достал из своего портфеля ежедневник и сказал ему: «Я ваши выражения буду записывать».
Затем он, прочитав письмо прокурора Тверской области, полувопросительно сказал:
- Дело сейчас на доследовании?
- Да, они хотят поскорее закрыть дело без предъявления обвинения в убийстве.
- Закрывают двери. А дело прекращают или передают в суд.
Затем он тщательно сверил каждое приложение к жалобе со списком, приведенным в конце жалобы. Попросил еще раз расписаться под списком приложений и написать разборчиво свою фамилию, имя и отчество полностью.
Потом, в заключение, спросил, хочу ли пройти дальше на прием. Отметил, что у меня написано все ясно и понятно, и что особой необходимости в этом нет. Я ответил, что я тоже не вижу в этом особой необходимости (мне нужно было на работу).
Затем он заполнил графы статистического листа, внес в открытку входящий номер моей жалобы и передал ее мне со словами: «О принятом решении Вам ответят по почте. До свидания». Я попрощался, собрал свои документы и вышел.

На улице почувствовал радость от общения с этим человеком. Все эти годы, общаясь с работниками прокуратур разных уровней, с подобным человеком я не встречался. По моим представлениям, именно таким должен быть следователь Генеральной прокуратуры, да и вообще, любой следователь или человек, от которого зависят жизни других людей. Я попытался как-то определить, назвать этого человека. Чисто по внешним признакам он мне напомнил одного, давным-давно, еще в брежневские времена, виденного мной человека. Я как-то ехал в метро, стоял напротив входных дверей, и увидел, как вошел молодой морской офицер, мой ровесник, – с тремя маленькими звездами на погонах. Он сразу захватил мое внимание. Форма у всех морских офицеров одинаковая, но этот человек составлял, как говорится, единство содержания и формы. Об этом говорило выражение его лица, его взгляд. Я смотрел на него не больше минуты, но запомнился он мне навсегда: его взгляд выражал ненависть в железных тисках воли, подчиненные чувству долга. Такой офицер не чета тем следователям, которых сейчас показывают в многочисленных сериалах про милицию и прокуратуру.

Мне иногда кажется, что я видел тогда Валерия Саблина - того самого, практически неизвестного, поднявшего бунт на военном корабле против брежневской системы (http://www.peoples.ru/military/navy_fleet/sablin/). Впоследствии расстрелянного.
Вот такое впечатление произвел на меня 11 апреля 2002 года следователь (наверное, всё-таки, прокурор) Генеральной прокуратуры РФ. Его имя – Рябин В.Ф.


После приемной я пришел на работу, сразу – за компьютер, в «Консультант плюс», в УПК РФ, в статью о правах потерпевшего по уголовному делу: статья 42, пункт 12 гласит, что «Потерпевший вправе….снимать копии с материалов уголовного дела, в том числе с помощью технических средств…». Я быстро составил письмо в приемную Генеральной прокуратуры на имя Рябина, приложил текст статьи 42 УПК РФ, и в обеденный перерыв отправил его по почте. Этим я хотел доказать прокурору Рябину В.Ф., что и он иногда может ошибаться. Однако через несколько дней письмо вернулось на мой адрес нераспечатанным. Что бы это значило? В эти дни средства массовой информации наперебой вещали о спорах сибирской язвы в почтовых отправлениях на территории США. Но при чем здесь Генеральная прокуратура РФ? Может быть, в этой организации не положено получать личные письма, и недопустимы любые контакты, выходящие за рамки уголовно-процессуального законодательства? Может быть, не знаю. Но без этого моего письма прокурор Рябин так и останется в своем заблуждении. Этот конверт с перечеркнутым крест накрест адресом приемной Генеральной прокуратуры РФ так и лежит у меня нераспечатанным.
Справедливости ради следует сказать, новый УПК РФ, из которого я распечатал содержание п.12 статьи 42, должен был вступить в силу только 1 июля 2002 года – через два с половиной месяца.
Вечером того же дня, 11 апреля 2002 г., сын, придя домой из института, объявил, что ему предложено сняться на телевидении в передаче «Слушается дело». Я спросил – с какой это стати и в качестве кого?
Дело, по его словам, обстояло так: на канале ТВЦ было принято решение о съемках передачи (ток-шоу) «Слушается дело» на тему о необходимости принятия закона о продаже и ношении «огнестрельного короткоствольного оружия самозащиты». Им нужен был человек с «жуткой историей», который мог бы предъявить иск к депутату Государственной Думы о необходимости принятия такого закона. Кто-то из друзей сына по клубу «Сайга» разослал им эту информацию по Интернету, сын откликнулся, связался с организаторами, и решение было принято.

Чудны дела твои, Господи! Один Бог знает сколько раз, растерянный и возмущенный очередным преступным решением прокуроров, я думал о том, что если, в конце концов, мне не удастся восстановить законность с помощью Генеральной прокуратуры РФ (в чем я уже практически не сомневался), мне останется только один путь – в Государственную Думу. А тут – на тебе: не только депутат Государственной Думы, но и телевидение, и не просто телевидение, а канал «ТВЦ», и не просто какое-то пустое ток-шоу, а именно «Слушается дело» - единственная из ряда подобных передач, к которой я испытывал зрительский интерес благодаря форме этого ток-шоу: состязательность сторон, достойный ведущий-судья, независимые, как мне казалось, присяжные. Эта передача была совсем не похожа на ту – НТВ-шную, в которой отталкивающе неприятный журналист-ведущий Николай Николаев по очереди предоставлял слово выступающим, сдабривал выступления своими никому не нужными комментариями, а под занавес, когда все наслушаются совершенно жутких фактов, наибодрейшим голосом объявлял: «До встречи через неделю!!!».
Да, бесценный мой читатель, это в очередной раз материализовалось клокотание плазмы в моей черепной коробке. Исполнилось самое сильное мое желание. И я в очередной раз ощутил, как все мое существо охватывает необыкновенное ощущение причастности к высшим силам. Это был Знак - третий Знак.
Как мне хочется в это верить.
Не каждый читатель, конечно, поверит моим словам о том, что все эти последние месяцы, получая исполненные лжи ответы от прокуроров, я думал об обращении в Государственную Думу как о последней своей возможности на пути к правде. Но у меня есть тому неопровержимое доказательство: один раз в своей жизни в поисках правды я уже доходил до заместителя Генерального прокурора СССР, и, как читатель может догадаться, правды там не нашел. После чего я обратился в Президиум Верховного Совета СССР и издевательствам прокуроров над "простым советским человеком" быстро был положен конец. Об этом - на следующей странице.

Вперед