Содержание >> Последний круг >

22. Калязинский узел

Итак, к сентябрю 2003 года прокуроры и судьи Калязинского района и Тверской области снова увели своего подопечного убийцу Малькова И.В. от ответственности за умышленное убийство. Но осталось обвинение в причинении тяжких телесных повреждений. Разве не представляет интерес, читатель, как они справятся с этим делом?
Я постараюсь быть краток.
I. Первый перенос слушания - заболевание Галины Петровны.
Слушание, назначенное на 17 сентября 2003 года было отложено по моей просьбе и в связи с заболеванием и госпитализацией второй потерпевшей – Гурской Галины Петровны. Диагноз – сахарный диабет. Галина Петровна говорит, что все болезни начались у нее с того самого ДТП. Галина Петровна написала заявление о том, что по состоянию здоровья не может принимать участие в слушании по делу, и подтверждает все свои показания, данные на следствии и в суде. Следующее слушание было назначено через месяц - на 21 октября 2003г.
II. Второй перенос - обвиняемый Виноградов пропал.
20 октября я позвонил судье Владимировой, чтобы убедиться в том, что слушание состоится. Ответ судьи – слушания, по-видимому, не будет, потому что они не могут найти обвиняемого Виноградова. И я в Калязин не поехал, а зря: впоследствии судья Владимирова напишет, что это слушание было перенесено по моей вине. Следующее слушание было назначено аж через четыре месяца – на 25 февраля 2004 г.
III. Третий перенос - мое заболевание.
Как раз к этой дате мое дотоле не вызывавшее особенных жалоб здоровье пошатнулось, я ввязался в фундаментальное обследование, благо мой банк уже второй год как заключил договор медицинского страхования своих сотрудников, и я, выслав заранее телеграфом заявление, во второй раз попросил отложить слушание. Этому моему решению предшествовали следующие размышления: поскольку слушание было назначено на десять утра, мне, чтобы успеть проехать по зимней дороге двести километров, надо было выехать из дома не позже половины седьмого утра, а в своих физических кондициях я был очень не уверен, тем более что на улице мороз был - под двадцать градусов. Вот если бы дело было в Москве - тогда бы вопросов не было.
IV. Перенос четвертый - моя занятость на работе.
Следующее слушание было перенесено на тридцать восемь дней - на 4 апреля 2004 года, на самые горячие отчетные денечки для любого банка. В эти дни, в связи с занятостью на работе, я просто не имел возможности вырваться с работы, и потому снова попросил слушание перенести. Слушание (что меня очень удивило и обрадовало) было перенесено всего на десять дней - назначено на 19 апреля 2004.
Таким образом получилось, что из первых четырех раз слушание трижды было перенесено по вине потерпевших. Хотя на потерпевших можно свалить и случай с пропажей обвиняемого Виноградорва - ведь меня не было на том слушании, а сказанные мне по телефону слова судьи Владимировой к делу не пришьешь. Осознавать это не очень приятно, потому что этот мой эксперимент с российским правосудием получается не совсем чистым - было бы качественнее, если бы я имел возможность приезжать на все слушания, которые назначала судья Владимирова. Но ничего - противная сторона еще наверстает "упущенное".
V. Пятый перенос - отсутствие адвоката Малькова.
Начав активно готовиться к слушанию 19 апреля и снова погрузившись в материалы дела, я слишком отчетливо представил себе «государственных обвинителей» - Калязинских прокурора Шалаева Ю.А. и его заместителя Филимонову Н.Н.: именно благодаря таким как они прокурорам убийцы разгуливают на свободе и продолжают убивать. И такого перенести не смог – за пять дней до слушания, 14 апреля 2004 года, я направил в Калязинский суд телеграмму с отводом обоим указанным прокурорам. Благо оснований для отвода обоим – выше крыши. Копию телеграммы направил в прокуратуру Тверской области. Накануне слушания я опять позвонил судье Владимировой с вопросом, состоится ли слушание (а ну как у них опять пропал кто-либо из обвиняемых?). Судья Владимирова ответила так, что звонить мне в Калязинский районный суд расхотелось навсегда. Что-то вроде: «У вас есть повестка? И чего вы звоните?». Видать, сильно я задел их своим телеграфным отводом Калязинским прокурорам.
Сын, зная о моих неожиданных проблемах со здоровьем, вызвался меня проводить. Приехали на слушание вдвоем. Секретарь, выглянув в коридор проверить явку, спросила у меня, показывая на сына: «Это с вами кто?». Я ответил. Секретарь скрылась за дверью. На деревянной скамейке в коридоре с опухшим лицом и отсутствующим взглядом сидел Виноградов. Внешне – почти бомж. Восемь лет назад 29 июня 1996 года в Кализинской больнице он выглядел совсем иначе - молодой, розовощекий, наглый. Мимо него ходил, поигрывая желваками, независимый и полуседой Мальков.
В коридорах - ни одного свидетеля по этому делу.
Пригласили в зал. Встать, суд идет. Вошла судья Владимирова. В соответствии с требованиями ст. 265 УПК РФ устанавливает личности подсудимых. Я сообщил свои ФИО, место работы, адрес; то же – Мальков. На Виноградова у судьи Владимировой ушло минут пятнадцать – пытала его, где живет, где прописан, с кем живет, сколько у него детей (оказалось, по его словам, – трое), у всех ли его детей его фамилия, зарегистрирован ли у него брак, и почему сейчас он называет адрес другой – отличный от имеющегося в уголовном деле, где работает, на что существует. Виноградов отвечал невнятно, путался. В общем, если у судьи была задумка выставить Виноградова самым никчемным человеком, то ей это удалось.
Объявляется состав суда. Есть ли у кого претензии? Я заявил отвод прокурору Филимоновой Н.Н. Основания: 5 сентября 1997 года она утвердила обвинительное заключение без предъявления обвинения в убийстве, что обеспечило незаконное освобождение подсудимого Малькова от уголовной ответственности за совершение особо тяжкого преступления. Кроме того, прокурор Филимонова необоснованно отказала в возбуждении уголовного дела против следователя Виноградова Ю.Н., виновность которого в преступлениях против правосудия является также доказанной (в уголовном деле имеется телеграмма Генеральной прокуратуры с требованием вынести представление относительно следователей Виноградова и Репина). Объявляется перерыв. Судья и прокурор из зала выходят. Через некоторое время возвращается судья Владимирова, зачитывает постановление: в ходатайстве потерпевшего Гурского об отводе прокурора Филимоновой отказать, так как ходатайство не основано на законе – в ст. 61 УПК РФ не предусмотрены основания, указанные в ходатайстве.
Какие же в этой статье указаны основания для отвода прокурора? Читаем: если прокурор является потерпевшим, ответчиком, свидетелем, истцом; если принимал участи в следствии по делу; если является близким родственником любого из участников производства по данному уголовному делу; «а также в тех случаях, если имеются иные обстоятельства, дающие основание полагать, что он лично, прямо или косвенно, заинтересован в исходе уголовного дела». Очень емкое определение «обстоятельства, исключающего участие в производстве по уголовному делу». Сомнительный закон: что это за «иные обстоятельства»? Где они прописаны? Не следовало бы на эту тему поработать нашему законодателю? Не кажется ли тебе, читатель, что для прокурора было бы достаточно написать следующее: «в случае отмены решения прокурора, касающегося любого из участников производства по данному уголовному делу»? Еще один сомнительный закон - СЗ №12.
Сам по себе этот факт Калязинского правосудия достаточно красноречив: то, что государственный обвинитель (прокурор) незаконно не предъявил обвинение в убийстве Малькову, по решению судьи Владимировой Л.А. не является основанием для отвода этого обвинителя. Пожалуй, этот факт следует занести в книгу рекордов Гурского.
Затем слушание было благополучно прекращено по причине того, что не явилась адвокат Малькова. Следующее слушание было назначено на 17 мая - через 28 дней.
Когда уезжали с сыном из Калязина, он задумчиво сказал: «Оба выглядят как обыкновенные люди». И добавил: «У Виноградова во внутреннем кармане пиджака была бутылка водки». Я бутылки не заметил, я смотрел больше на его лицо – тяжело было узнать в нем того Виноградова.

VI. Перенос шестой - опять меня подвел мой организм.
Но к 17 мая я опять заболел – мой организм не выдержал нагрузки обильными закусками, которой я его подверг, попав на юбилей друга. А все потому, что я пил в тот день не водку, а вино - старался сохранить боевую форму к приближающемуся слушанию в Калязинском суде. Потом почти месяц выкарабкивался – ходил по врачам, сдавал анализы и пил лекарства. Слушание было перенесено на 16 июня. Из шести переносов четыре - по моей вине. Многовато. Но это было в последний раз.

VII. Перенос седьмой - претензии подсудимого Виноградова к своему адвокату.
Слушание 16 июня 2004 г. В коридорах опять ни одного свидетеля: похоже, что повестки им и не направляются. На слушании судья Владимирова опять с пристрастием допрашивала подсудимого Виноградова – сколько у него детей, зарегистрирован ли у него брак с женщиной, с которой он в настоящий момент проживает, и почему у него просрочен паспорт.
Я заявляю ходатайство: следствие незаконно уклонилось от получения информации о Малькове с его места работы на фабрике «Красный швейник»; прошу восполнить этот недостаток в судебном следствии или дать поручение прокурору.
Судья старательно опросила всех по очереди – прокурора, защитников подсудимых, спросила Малькова, спросила даже Виноградова. Все были против. Особенно резким тоном возразила адвокат Малькова – молодая строго одетая женщина, старающаяся в меру сил выглядеть элегантной: примерно таким же тоном вам скажет несколько теплых слов возвращающаяся поздно вечером с работы усталая продавщица рыбного отдела гастронома, когда вы неосторожно наступите ей на ногу в общественном транспорте. Впрочем, ее можно понять: ей же нужно как-то отрабатывать полученные денежки. Решение судьи – в моем ходатайстве отказать. Это как стая волков сообща решает: что делать пойманным ягненком - удовлетворить его ходатайство и отпустить к мамочке, или сожрать. И решает – сожрать. И ставит в протоколе собрания жирную галочку: права противной стороны соблюдены, ходатайство выслушано и занесено в протокол. Слушание снова перенесено – у Виноградова какие-то претензии к своему адвокату.

VIII. Восьмой перенос - заболевание подсудимого Малькова.
20 августа я снова приехал в Калязин – как говорил один мой знакомый охотник Олег Митин «для бешеной собаки пятьсот верст – не крюк ». И снова свидетелей нет. «Встать, суд идет. Судья с адвокатами выясняют, почему нет Малькова. Оказывается – заболел, прибыть на слушание не может». Слушание перенесено на 20 сентября. В третий раз потерпевший за двести километров приезжает по повестке на суд, и в третий раз не видит ни одного свидетеля, и в третий раз слушание переносится по вине одного из подсудимых. Статистики достаточно для того, чтобы сделать вывод о том, что все так и задумывалось противной стороной. А то, что нет явки свидетелей, означает, что в этом участвует и судья Владимирова. Стало быть судья Владимирова – тоже противная сторона. Теперь есть тому доказательство. Что там сказано в части 1 статьи 6 УПК РФ? Посмотрим еще раз: «Уголовное судопроизводство имеет своим назначением: 1) защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений;». А-а, ну-ну!

IX. Девятый перенос - отвод прокурора.
20 сентября я снова в Калязине. Снова в коридорах здания суда ни одного свидетеля по делу. И снова: «Встать, суд идет!». Теперь что-то новенькое: обвиняемые на месте, за спиной Малькова сидит какой-то парень – молодой, высокий, не качок, лицо узкое, издалека может даже показаться интеллигентным, но если приглядеться – нет. Адвокат Малькова – та же молодая женщина, но сегодня она выглядит как-то не так. Вместо пожилого адвоката Виноградова юрист помоложе. Но главный сюрприз – на месте прокурора не Филимонова Н.Н., а какой-то мужчина. Между мной и прокурором расстояние около метра. Я его пристально разглядываю: лет за сорок, лицо какое-то бесцветное, одежда тоже – светло коричневых тонов, но какая-то несвежая, мятая, словно давно не стираная. Лежащий прямо перед моим носом на столе прокурорский портфель – затасканный, перепачканный в побелке. Неужели это тот самый Шалаев? Я смотрю на него и не узнаю: ничего общего с тем молодым человеком, который в возмущении метался глазами по газетной статье Ольги Богуславской, тыркался в разные места статьи моей ручкой, и ничего не нашел кроме слов о высокомерном отношении преступников к правоохранительным органам. Если это прокурор Шалаев, то какой-то весь сильно полинявший. Последний раз я видел его вот так же вплотную на слушании в мае 1997 года. Прошло всего семь лет. Если это он. Мне захотелось как-то определить этого нового для меня человека, выделить его характерную черту, но я не мог найти нужного слова. Однако мысль засела, как заноза.
Судья Владимирова объявляет состав суда. Оказалось – он, прокурор Шалаев Ю.А. Я встаю и заявляю ему отвод. Мотивировка проста, как приговор: прокурор Шалаев утвердил преступное постановление следователя Виноградова от 26 сентября 2000 года о применении акта амнистии к подсудимым, в котором было указано, что моя жена якобы умерла в больнице, а не на месте происшествия. Поскольку прокурор Шалаев принимал участие в слушании по этому делу, подписывал обвинительное заключение – он знал, что это не соответствует истине. Таким образом, прокурор Шалаев по этому уголовному делу совершил преступление против правосудия, преступление совершено с прямым умыслом и говорит о наличии личной заинтересованности прокурора в исходе этого уголовного дела.
Затем судья cпросила о претензиях к составу суда у подсудимых. Оказалось, что Виноградов снова имеет претензии к своему адвокату. Насколько я понял из последовавшего разговора, Виноградов был недоволен тем, что ему дали этого нового адвоката, и заявил, что хочет найти другого.
Судья опросила мнение адвокатов подсудимых о моем ходатайстве об отводе прокурора. Ответ обоих адвокатов был одинаковым – ходатайство не основано на законе. И действительно – в ст. 61 УПК РФ не указано именно такое основание для отвода, которое, например, могло бы звучать следующим образом: «отводу подлежит лицо (следователь, судья, прокурор), допустившее преступление против правосудия по расследуемому уголовному делу». А как, однако, такое напишешь в законе, если за подобное преступление это «лицо» должно оказаться за решеткой? Правда, на сей раз адвокат Малькова, эта старающаяся казаться строгой молодая женщина возразила на мое ходатайство как-то не очень рьяно, не как разъяренная продавщица рыбного отдела маленького гастронома. Да и внешний вид у нее сегодня подкачал: между нами было метра четыре, но и с такого расстояния я видел ее грубо размалеванные черной тушью глаза. Наверное, не собиралась сегодня брать слово – думала, что на нее никто не будет смотреть. А может - сильно спешила.
Судья спросила прокурора, что он сам думает о моем ходатайстве. Интересный получился ответ у прокурора Шалаева: «Поскольку потерпевший не доверяет государственному обвинителю, и поскольку обвинитель и потерпевший должны выступать как бы одним фронтом, то я считаю, что ходатайство потерпевшего может быть удовлетворено».
Судья Владимирова Л.А. объявила перерыв.
«Эх, кабы я сразу узнал прокурора Шалаева, - подумалось мне. - Я бы начал свое ходатайство не с этих слов, а с тех, которые я сказал ему когда-то о его подчиненном - следователе прокуратуры Калязинского района Бородкина О.В., и за которые прокурор Шалаев Ю.А. набросился на меня на слушании в мае 1997 года и грозил удалением из зала суда. Да, я бы начал свое выступление со слов о том, что место прокурора Шалаева Ю.А. вот здесь вот, рядом с подсудимым Мальковым.
Судья Владимирова отсутствовала – работала над текстом постановления, Мальков свободно общался со своим приятелем, раскованно расхаживая по небольшому залу, адвокаты подсудимых сидели за своим столом у входа в зал, Виноградов сидел на своем месте и помалкивал, металлическая клетка для преступников была на замке. А я посматривал в окно на дорогу у входа в здание суда. Что-то не так было сегодня в Калязинском суде.
Встать, суд идет. Вошла судья Владимирова. Зачитала определение. В определении повторена изложенная мной аргументация, и добавлено, что «В силу ч.1 ст.61 УПК РФ прокурор не может участвовать в производстве по уголовному делу, если имеются обстоятельства, дающие основание полагать, что он заинтересован в исходе данного уголовного дела».
Вошел прокурор, с какой-то радостной поспешностью, как нерадивый ученик швыряет в свой портфель тетрадки вместе со звонком об окончании урока, он сунул в портфель толстый том материалов уголовного днла (похоже, что это были копии) и блокнот, после чего слинял.
Итак, произошло знаковое событие: прокурор Шалаев Ю.А. на слушании в мае 1997 года угрожал удалить меня из зала суда за мои нелестные высказывания о следователе прокуратуры Бородкине О.В., а теперь из зала суда удален сам, и удалил его я.
Я, конечно, понимал, что именно на этот мой ход они все и рассчитывали. Потому и подставили Шалаева – чтобы выиграть еще два месяца. А там и до юбилея – 60-летия Победы – то бишь – амнистии недалеко. А претензии подсудимого Виноградова к своему новому адвокату они подготовили для прикрытия – на тот случай, если я не заявлю отвода Шалаеву.
Двести километров дороги из Калязина в Москву – достаточное расстояние, чтобы подумать над ответом на вопрос о том, что же именно в сегодняшнем поведении всех участников процесса показалось мне странным. Мучительно и долго старался я поплотнее уложить этот булыжник в мостовую своего подсознания. И, наконец, он встал на место - я все понял! Мальков вел себя в зале суда как свободный человек! И не просто как свободный человек, а как самый свободный из всех, кто находился в этом зале: он был свободнее своего подельника Виноградова, которому это уголовное дело уже ничем не грозило в принципе (потому что я неоднократно заявлял следствию ходатайства о необоснованности предъявлению ему обвинения по этой статье), свободнее тех двоих Калязинских адвокатов, свободнее прокурора Шалаева, свободнее бывшего председателя суда Калязинского района – маленького человека с крестьянской внешностью и умными глазами – Лебедева Людвига Михайловича, свободнее судьи Верховного суда РФ Куменкова. Он был свободнее их всех, вместе взятых, потому что он знал им цену.
Но не свободнее меня. Не свободнее меня. Теперь я был уже не тот ветхий, семилетней давности, раздавленный всем происшедшим и затравленный всей их голосистой, тупой и свирепой сворой. Он был не свободнее меня, потому что он меня боялся. Иначе бы не подсылал ко мне ни киллеров, ни следователя Кашинской прокуратуры Овсеенко Егора Васильевича с предложением личной встречи, ни этого парня в шортах-бермудах с якобы абстрактным разговором о десяти тысячах долларов отступного.
Да, Мальков выглядел свободнее их всех, вместе взятых. Как там у святого апостола Иоанна сказано: «… и познаете истину, и истина сделает вас свободными». Наверное, убийца Мальков, ощущая себя таким свободным, считает, что он познал истину. Какую-то свою – бандитскую, прокурорскую, калязинскую – все равно. Может быть потому, что любят у нас использовать это изречение из Евангелия именно в таком – обрезанном виде. Поэтому и звучит оно абстрактно. И годится для убийц. На самом деле – в полном виде – эта мысль апостола совершенно конкретна, и имеет в виду только одну истину – ту самую, которая делает свободным не убийцу, а «алчущего и жаждущего правды»: «Тогда сказал Иисус к уверовавшим в него Иудеям: если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Иоанн,8:31).
Все дни после этого слушания меня не покидала мысль о том, как же изменился прокурор Калязинского района Тверской области Шалаев Ю.А. – словно от человека осталась одна шкурка: обсосали и выплюнули. И не покидало желание как-то поточнее выразить суть этого человека. Зачем это нужно? – Чтобы понять. Я так и жил - работал, ел, пил, спал, смотрел по телевизору английский футбол - недели две с этой занозой, пока случайно в начале октября не наткнулся на одну передачу на телеканале «Культура» - шли последние кадры последней серии прекраснейшего сериала с изумительными актерами по повести Гоголя «Мертвые души». Незнакомый мне, к сожалению, актер замечательно читал заключительный монолог автора повести. Я повернулся от своего компьютера к телевизору и застыл от восторга – блаженная сладость несказанной радости заливала мою душу: «Николай Васильевич! Дорогой! Ты же все уже давно сказал! Конечно же: этот человек – прокурор Шалаев – человек с мертвой душой. Как красиво и точно! Ай да Николай Васильевич! Ай да умница!». А неизвестный мне актер – словно сам Николай Васильевич Гоголь - все читал и читал свой заключительный монолог, все задавал свой вопрос: «Куда ты несешься, Русь? Дай ответ. Не дает ответа!».
Следующее слушание было назначено на 15 ноября – почти через два месяца.

X. Десятый перенос - попытка угона и "заболевание" подсудимого Виноградова.
За неделю до даты слушания получилось три выходных – 6, 7 и 8 ноября. Но я взял взял на работе один день отгула и уехал в деревню пятого числа с тем, чтобы, переделав все свои дела в деревне, домой вернуться пораньше и засесть за подготовку к слушанию. В деревне из-за бездорожья я не стал подъезжать к своему дому, а оставил машину в трехстах метрах на дороге, но так, что с моего крылечка ее хорошо было видно. Ночь с шестого на седьмое ноября 2004 года была в Тверской области ясной и морозной. Собираясь в обратный путь утром 7 ноября, я взглянул с крыльца в сторону своей машины и увидел, что рядом с ней стоит еще одна. Однако никаких посторонних мыслей этот факт у меня не вызвал, потому что многие из тех, кто живет в соседних деревнях, так делают по весне и по осени, когда дальше ехать просто опасно – можно утонуть в грязи.
Я шел не торопясь к своей машине через поле, на котором уже взошли озимые. По дороге спугнул стаю небольших серых куропаток. Эх, с ружьишком бы сейчас их погонять! Шел минут десять. Подошел, сложил сумки в машину, завел двигатель – чтоб прогрелся, и начал счищать со стекол машины образовавшуюся за морозную ночь толстую наледь. Отметил про себя, что соседняя машина стояла как-то неправильно: обычно машины выстраиваются «в затылочек» – одна за другой, чтобы дорога оставалась свободной, а эта – какая-то малиновая незнакомая иномарка с наглухо затонированными стеклами – стояла почти на одном уровне, немного сзади, с моей машиной, но с другой стороны дороги. Грузовик или «Газель» между машинами протиснуться бы не смогли. Никто из местных никогда бы так не поставил свою машину на ночь.
Не меньше пятнадцати минут я счищал со стекол наружную наледь и вытирал изнутри запотевшие стекла. На стоящую рядом машину не смотрел совсем. Но наконец все готово к отплытию. Я открыл дверь, поставил одну ногу в машину и кинул последний взгляд на стоящую в нескольких метрах, чуть сзади, незнакомую иномарку. Тонировка на лобовом стекле, как и положено, была прозрачнее, чем с боков. И я увидел, что из машины за мной внимательно наблюдают два крепких коротко стриженых молодых человека. Не подавая виду (просто не успел), я устроился за рулем и, включив первую передачу, медленно двинулся по грунтовой насыпной дороге вперед - туда, где через триста метров начинался асфальт. Информации к размышлению – выше крыши: что делали эти ребята в чистом поле почти пол-часа возле моей машины? Очевидно, что приехали они недавно, из теплого гаража – стекла их машины были идеальной чистоты. Что ж, смоделировать ситуацию несложно: уже четырежды в этом году судья Владимирова переносит слушание по инициативе Калязинской стороны. Дальше уже опасно – появляется достаточно оснований для отвода судьи. И было бы очень желательно, чтобы перенос слушания произошел по какой-нибудь еще причине – например, по просьбе потерпевшего. Потерпевший же - ну и настырный! - все ездит и ездит. Надо, чтобы ездить перестал, не приехал хотя бы на следующее слушание. Что для этого нужно сделать? Ну, об этом пусть у голова болит у тех, кому это нужнее.

Да, читатель, я решил, что эти ребята, по всей вероятности, собирались "покататься" на моей "восьмерочке". Но как продуманно они выбрали момент: утро первого дня праздника. В этот день приехавшие накануне москвичи обычно отсыпаются "после вчерашнего". И  никуда ехать никто не собирается. Но ведь этим ребятам надо было точно знать, что я на эти праздники приехал в деревню, и что оставил свою машину на отшибе. Не иначе как без местного информатора не обошлось. Кто бы это мог быть? Есть тут один мужичок. Он как-то с гордостью похвалялся, что дети его в городе бандитами. В Москве. Даже предлагал мне услуги "по решению моих проблем". Я тогда же понял, что он представляет интересы той - противной стороны. А для меня это - проверка "на вшивость": не нужно обладать большой фантазией, чтобы представить, как красиво они могли бы развернуть дело, клюнь я на эту тухлую приманку. Эти следователи и прокуроры уж развернулись бы на все сто. И теперь не иначе как он и навел. Небось, удовольствие испытывал, когда докладывал расклад по телефончику. Как-то он пришел на кладбище на Троицу в малиновом пиджаке - когда они уже вышли из моды в Москве. Прямо весь светился от гордости. Но пройдет всего год, и он в случайном разговоре со мной тоскливо как-то вдруг станет честить и в хвост и в гриву всех московских бандитов. Я был удивлен, но не стал уточнять у него причину столь неожиданных для меня его высказываний. Но потом кто-то из деревенских мне сказал, что жену его сына в Москве насмерть сбила машина.
Однако, что же помешало этим ребятам сделать свое дело? Для специалистов вскрыть электронику и срезать стальной замок на руле при соответствующем техническом обеспечении - дело нескольких минут. Тогда что же? И я не сразу понял, что на моей стороне в дело опять вмешались высшие силы - это ночные заморозки. Если бы этой ночью не ударил мороз, то стекла салона не покрылись бы льдом. Можно, конечно, незаметно отключить сигнализацию, вскрыть салон и спилить замок, но ехать вслепую не получится - нужно ждать, пока под лучами утреннего ноябрьского солнца оттают стекла салона. Вот ребята и куковали в своей машине - ждали у моря погоды.
Что ж, подумал я, придется мне обратиться в страховую компанию. Как денег ни жалко, но иного выхода не было: через пару дней я застраховал свою машину от угона и порчи, а также купил хорошую зимнюю шипованую резину – на случай непредвиденных обстоятельств на зимней дороге.

В 10 часов 05 минут 15-го ноября 2004 года я, потерпевший по уголовному делу о причинении тяжких телесных повреждений, вошел в здание Калязинского районного суда. В суде кипела жизнь: сновали пожилые адвокаты, толпилась говорливая молодежь, провели в наручниках высокого, презрительно, но с каким-то внутренним надломом, посматривающего на окружающих не слишком молодого усталого парня. В коридорах ни Малькова, ни Виноградова, ни их адвокатов не видать. Я прочитал висевший у дверей канцелярии список дел на сегодня – «мое» дело на первом месте: «10.00 – судья Владимирова». Я жду. Разговорился в коридоре с пожилой парой: оказывается, что судья Лебедев вот уже почти два года как на пенсии. Сбежал, стало быть, от правосудия, лишь только возобновилось мое дело. В половине одиннадцатого тихой мышкой прошмыгнула прокурор Филимонова. Ближе к одиннадцати вышла секретарь суда, узнала меня, сказала, что подсудимых пока нет, и что сейчас она пошлет за ними судебного исполнителя. Затем не торопясь подтянулись адвокаты Малькова и Виноградова. Походили по кабинетам, остановились возле меня и повели между собой следующий разговор:

- Читали в газете – Виноградова вашего сильно избили, сотрясение мозга?

- Да? Нет не читал.

- Он же на прошлом слушании хотел вместо Вас какого-то своего адвоката пригласить. Из Кимр.

- Не знаю, мне он этого не говорил.

Через некоторое время появляется судебный исполнитель – молодой человек с тремя звездочками на погонах. За ним – Мальков. Разговаривают между собой, судебный исполнитель обращается к Малькову по имени. Мальков к своему адвокату: «Я и забыл. Что ж вы мне не напомнили?».

Пригласили в зал. Встать, суд идет. Вошла судья Владимирова Л.А. Взошла на судейскую возвышенность и, без формальностей, то есть не объявляя, какое дело подлежит разбирательству (ст. 261 УПК РФ), просто объявила, что судом получена телефонограмма о том, что подсудимый Виноградов болен. Я задал всего один вопрос: «Когда суду стало об этом известно?». «Я же сказала – вот только что и стало известно», - ответила судья Владимирова. И продолжила: «Теперь, сами понимаете, следующее слушание состоится только в январе».
Я гнал свою послушную «восьмерочку» знакомой дорогой в Москву, мимо поселка городского типа Иудино с его адвокатами, о которых так нелестно отозвался известный адвокат Муратов А.И., через древний город Сергиев Посад мимо Троице-Сергиевой лавры на юг, в Москву, а сам анализировал события сегодняшнего "слушания": почему сегодня буквально все опоздали? На предыдущих "слушаниях" подобного не случалось. Может, все были почему-то уверены в том, что сегодня слушание не состоится? И не связан ли этот факт с теми двумя "братками" возле моей машины седьмого ноября. Хотя, если перед Мальковым и было поставлено такое задание - не допустить моего появления на этом слушании, то за прошедшую с того дня неделю они все судейские должны были бы быть проинформированы о том, что у него это не получилось. Хотя те ребята могли запланировать какую-либо другую акцию, которую я не заметил или о которой не догадался, или исполнению которой помешали те же могущественные силы, благодаря которым случился в наших местах заморозок в ночь с шестого на седьмое ноября 2004 года.

XI. Одиннадцатый перенос - отсутствие подсудимого Виноградова.
Следующее "слушание" было назначено на 17 января 2005 года - опять те же два месяца. Погода была терпимая, дорога хорошая, и моя "восьмерочка" на новой зимней шипованной резине быстро домчала меня в Калязин ровно к десяти часам утра. Стою в ожидании у дверей. Подтягиваются знакомые лица - адвокаты обвиняемых. И снова ведут между собой разговор (я так полагаю, что для моих ушей):
- Где Эдик?
- Не знаю, не слышал.
- Еще не умер?
- Мальков знал бы. Он лежал в больнице, но до Нового года вышел. И опять попал.
Секретарь суда пригласила всех в зал. Встать, суд идет. Судья Владимирова снова задает Малькову вопросу о его биографии: фамилия?, имя?, отчество?, где родились?, где проживаете?, сколько детей?, когда получили обвинительное заключение?
Объявляется состав суда. После чего судья Лаврова объявляет: "Не явился Виноградов. Кто-нибудь знает причину отсутствия Виноградова?". Все молчат.
"Какие ваши предложения?", обращается судья к адвокату Малькова, - "Отложить". Прокурор Филимонова оригинальностью тоже не блеснула - "отложить". Потом обращается ко мне. Я тоже отвечаю: "Отложить" - я уже понял их цель: им нужно дотянуть до амнистии, которая должна быть объявлена к 60-летию Победы. И я понял, что я не смогу им ничем помешать. Поэтому я решил не стараться сделать за них их работу: ведь это именно про них написано в законе, что основным принципом российского правосудия является защита прав и законных интересов потерпевших от преступлений. Я понял, что должно совершиться очередное преступление - преступление против правосудия. И я успокоился - я решил во что бы то ни стало приезжать на эти "слушание" в Калязинском районном суде. Ну и потом мне интересно: скоро уже будет два года, как судья Владимирова затягивает дело. Мне интересно - существует ли предел и где он?
С первого взгляда глагол "затягивает" в этом выражении используется в значении "растягивать", "тянуть резину". Однако если резину растягивать, она когда-нибудь непременно должна порваться, лопнуть. Но в данном уголовном деле в Калязинском суде ничего "лопнуть" не должно. И не лопнет. И значение глагола "затягивать" в этом выражении совсем другое - судья Владимирова затягивает свой калязинский узел.
И вдруг, что я слышу? Ба-а-а! Судья объявляет об изменении меры пресечения Виноградову - о взятии его под арест. Как там говаривал один веселый герой известного сумеречного романа: "А-а, ну-ну!". Прокурор принимает к сведению. Все, довольные, расходятся.

Я гоню назад, в Москву, свою "восьмерочку", а сам думаю об их последующих действиях: гадать здесь особенно нечего: они дождутся очередного постановления Государственной Думы об амнистии (до 9 мая 2005 года осталось менее четырех месяцев), дата - круглая, и поэтому гребенку в Государственной Думе сделают частую - выпустить из тюрем, из залов суда и из-под следствия как можно больше народа, чтобы они тоже почувствовали праздник. И тогда судья Владимирова Л.А. (опять же не приглашая обвиняемых в зал суда) объявит потерпевшему об амнистии, как и объявляла уже об истечении срока давности за убийство "по неосторожности" его жены.
А если не амнистия, то все равно я их не пересилю: судья Владимирова, как и следователь Виноградов Ю.Н., не установит в судебном следствии вину Малькова в причинении мне тяжких телесных повреждений, кассационная инстанция - Тверской областной суд - оставит решение судьи в силе, а обжалование решения кассационной инстанции в порядке надзора в новом УПК РФ отменено, "если это ведет к ухудшению положения обвиняемого" (статья 405 УПК РФ), за что большое бандитское "спасибо" Елене Борисовне Мизулиной - заместителю председателя Комитета Совета Федерации по конституционному законодательству и судебно-правовым вопросам, под чьим непосредственным руководством был разработан новый УПК.
Все эти четыре месяца - январь, февраль, март и апрель 2005 года я с ненавистью думал о статье 405 УПК РФ, отнявшей у меня возможность доказывать свою правоту за пределами поганого Калязинского района, и с отвращением ждал постановления Госдумы об амнистии. Как приговоренный.

Постановления Государственной Думы и Конституционного суда РФ.
Однако произошло непредвиденное: 20 апреля 2005 года Госдума приняла в первом чтении постановление об объявлении амнистии в связи с 60-летием Победы. От наказания и из под следствия освобождаются ветераны Великой Отечественной войны, жители блокадного Ленинграда, труженики тыла, бывшие узники концлагерей, "а также иные лица, перечисленные в законе "О ветеранах". В поддержку принятия постановления проголосовали 398 депутатов, выступивших против и воздержавшихся не было. Мальков и Виноградов под это постановление, естественно, не подпадали.
А 11 мая было принято Постановление Конституционного суда РФ, отменившее статью 405 УПК РФ, как ущемляющую права потерпевших обжаловать оправдательные или слишком мягкие приговоры.
Многим не нравится Государственная Дума IV созыва, в которой мало разговаривают и быстро и согласно голосуют. Многие смеются над изречением одного из лидеров Думы, что "Государственная Дума - не место для дискуссий". Я, как и многие в России, голосовал раньше за Явлинского и "Яблоко". Но если сейчас меня спросят, за какую думу я отдал бы свой голос сейчас - за ту, которая с подачи "яблочницы" Елены Мизулиной приняла в 2002 году новый уголовно-процессуальный кодекс России и приняла постановление об амнистии в 2000 году, или за эту, сегодняшнюю Государственную Думу РФ, у меня сомнений не будет никаких - безусловно за Думу образца мая 2005 года.
А еще (в связи с этими двумя постановлениями) я обратил внимание на некую тенденцию, совершенно для постороннего глаза неочевидную, но для меня достаточно прозрачную и подозрительную. Я насчитал для себя три совершенно, как мне казалось, явно указывающих на эту тенденцию события: это, во-первых, когда я весь апрель месяц 2001 года, возмущенный ответом судьи Верховного суда Куменкова, денно и нощно сочинял свое письмо пропадавшему в те поры в течение нескольких лет вне поля зрения средств массовой информации писателю и пророку Александру Солженицыну, после чего он вдруг появился на экранах телевизоров и объявил о необходимости введения смертной казни; это, во-вторых, когда я писал свои жалобы от 18 января и 11 апреля 2002 года в Генеральную прокуратуру и в течение января-апреля 2002 года, точно зная, что эти жалобы на преступления прокуроров окажутся бесполезными, думал только об одном - что нужно обращаться в Государственную Думу, как само собой все образовалось так, что сыну организовалось "слушание" на ТВЦ, на котором депутат Гудков Г.В. сам предложил мне свою помощь; и, в-третьих, теперь, когда я всю весну 2005 года, как приговоренный к высшей мере ожидал постановления Государственной думы об амнистии, затем очередного глумления на очередном "слушании", и затем остановкой у той глухой стены под названием "Статья 405 УПК РФ", у которой должны были закончиться все мои мучения; и вот на тебе - эти два препятствия тоже рассыпались передо мной.

XII. Двенадцатый перенос - судья Владимирова Л.А. решила, что подсудимый Виноградов пьян.
Прошло пять месяцев с того дня, как судья Владимирова приняла решение "изменить подсудимому Виноградову меру пресечения". Я все ждал, когда же они там в Калязине отойдут от шока, вызванного этими постановлениями Государственной Думы и Верховного суда. Я начал подумывать о том, что пора судью Владимирову "пощекотать из пушечки" - написать на нее жалобу в Тверской областной суд. Как вдруг вынимаю из почтового ящика конверт со знакомым штемпелем Калязинского районного суда - приглашают на слушание 22 июня 2005 года. Теперь этот день - день начала Великой Отечественной войны - называется у нас днем памяти и скорби. Со мной вызвался ехать сын. Сначала я его отговаривал, а после согласился. Слушание назначено на 10.00, подъехали к зданию суда в половине десятого. У входа стоят Мальков и Виноградов, беседуют так, словно давно не виделись. Виноградов выглядит очень неплохо - загорелый, даже немного бодрый, в общем - совсем почти нормальный человек. Словно в течение нескольких месяцев занимался нетяжелым физическим трудом на свежем воздухе при хорошем питании. Словно из санатория. Никакого изменения никакой меры пресечения к нему, конечно, не применяли. Мальков без изменений - прямой, гибкий, крепкий, полуседой. Если приглядеться попристальнее - хищник. Обыкновенный хищник. Хищник обыкновенный.
Поднялись с сыном на второй этаж. На доске объявлений я увидел листок с расписанием слушаний - 10.00 - судья Владимирова Л.А. Функции секретаря исполняла какая-то новенькая незнакомая девушка - молоденькая, излишне полная, но, невзирая на граничащую с болезненной полноту, очень шустрая. У нее в руках я увидел список всех семерых свидетелей по делу. "Неужели решили провести слушание?", - мелькнула мысль. Однако я ошибся. Через несколько минут я услышал в коридоре разговор этой девушки с другой, уже много раз виденной мною в этих коридорах. Эта вторая корила первую за то, что она вписала в список всех семерых свидетелей. Очевидно, та сделала это по незнанию.
К одиннадцати все собрались - прокурор Филимонова Н.Н. и все те же адвокаты Малькова и Виноградова - молодая женщина и пожилой дядечка. Встать, суд идет. Вошла судья Владимирова Л.А. в легком летнем костюме в цветочек. Знакомыми словами открывает судебное заседание (статья 261 УПК РФ). Далее следует проверка явки в суд "лиц, которые должны участвовать в судебном заседании" (статья 262). Затем, в соответствии со статьей 264, должно следовать "удаление свидетелей из зала судебного заседания", но по причине их отсутствия это действие пропускается, как и "Разъяснение переводчику его прав" (статья 263 УПК РФ) - за ненадобностью.
Сначала судья Владимирова установила личность Малькова, подробно выясняла место его прописки, место регистрации, место фактического проживания, количество и возраст детей. Затем обратилась к Виноградову. Тот поднялся со скамьи, но немедленно обратился к судье с просьбой разрешить ему отвечать сидя, потому что он очень плохо себя чувствует. "Я не могу стоять, я пришел сюда из больницы, уже неделю нахожусь на лечении. За последний год уже четвертый раз - вот весь даже потом покрылся". "Подсудимые" сидели на первом ряду лавок, а мы с сыном - на втором, сзади них и чуть сбоку. Все это время сын пристально разглядывал обоих подсудимых.
Судья спросила у Виноградова фамилию его лечащего врача, и, после нескольких уточняющих вопросов объявила перерыв. Судья, секретарь, прокурор и адвокаты ушли, а Виноградов и Мальков, выйдя и зала заседаний, остановились здесь же у раскрытой двери и стали о чем-то разговаривать с находившимся в коридоре судебным приставом. Ребята особо не стеснялись, разговаривали живо и громко, словно хотели, чтобы мы с сыном тоже слышали их разговор. Преобладал голос Виноградова. Он рассказывал о том, на каких шабашках он успел поработать этой весной, и где еще собирается работать этим летом. Понятно, что никаких проблем со здоровьем во время этого разговора он не испытывал. Понятно, что так открыто это все говорилось именно для нас с сыном. Понятно, что этот разговор между "подсудимыми" был продолжением цепочки глумлений над потерпевшими.
Перерыв закончен. Вместе с Мальковым и Виноградовым в зал зашел крепкий парень лет тридцати и сел на лавку рядом с сыном. Я с интересом разглядывал этого парня: средний рост, крепкая тренированная фигура, хорошее открытое простое лицо, на пальце правой руки наколка в виде перстня. Это, надо полагать, ответ Малькова на то, что сын внимательно разглядывал его в течение первой части "слушания".
Судья Владимирова объявляет, что она разговаривала с врачом, на которого сослался Виноградов, и что этот врач сообщил, что выписывал Виноградову направление в больницу неделю назад, но что тот его проигнорировал. А сейчас Виноградов нигде не лечится. После этих слов судья Владимирова неожиданно спросила Виноградова, не пьяный ли он. Тот совершенно обоснованно ответил, что нет, не пьяный. Прокурор Филимонова в свою очередь спросила его, а что же он пил недавно из горлышка? "Воду пил", - был ответ Виноградова. Однако судья решила, что Виноградов явилсяна слушание нетрезвым, чем это слушание и сорвал; вызвала милиционера и приказала Виноградова арестовать. Вошел милиционер и увел Виноградова из зала.
Слушание было объявлено законченным. Также было объявлено, что следующее слушание состоится через шесть дней - 28 июня, начало слушания в 9 часов 30 минут.
Пока я ждал у дверей канцелярии, когда секретарь вынесет мне повестку на следующее слушание, я увидел, как милиционер провел Виноградова обратно в зал заседаний, откуда судья Владимирова еще не выходила. Надо полагать, что Виноградов будет просить судью отменить свое решение о его аресте.

На обратном пути я снова анализировал происшедшее - сегодня произошло что-то плохо поддающееся объяснению: если бы они хотели еще на месяц-два оттянуть рассмотрение дела (и ровно на столько же приблизиться к истечению десятилетнего срока давности), то судья не назначила бы слушание через шесть дней. Значит, они планировали начать слушание сегодня, но что-то у них не срослось. Потому и придумали этот совершенно негодный повод с якобы нетрезвым Виноградовым. Что у них не получилось? И почему они все опоздали на слушание - явились к одиннадцати часам? Такое было только один раз - 15 ноября 2004 года, когда они подбирались за неделю до "слушания" - 7 ноября к моей машине. Никакого вразумительного объяснения этому своему вопросу я не нашел.

XIII. Мордобой как способ переноса "слушания" 28 июня 2005 года (опять Виноградов)
Сын опять вызвался сопровождать меня на слушание 28 июня. Я не возражал - вдвоем веселее. Приехали. Я полагал, что судья Владимирова все-таки отпустит Виноградова, однако к 10 часам в зале заседаний собрались все, кроме него. В рядах Калязинских непонятное замешательство. Все - адвокаты и Мальков вышли из зала, мы с сыном тоже - подошли к окну посмотреть на нашу "восьмерку". В этот момент увидели, как к зданию суда подъехала закрытая машина для перевозки заключенных, и два милиционера, открыв снаружи заднюю дверь, выгрузили из нее, словно мешок, какого-то человека. Это был Виноградов. Когда я увидел его в зале суда, я не поверил своим глазам: на месте Виноградова был какой-то несколько раз переломанный человек без лица - вместо лица у него был сплошной синяк. Я не смотрел ни на лица калязинских адвокатов, ни на Малькова, ни на судью Владимирову, и потому не могу сказать, какие они испытывали эмоции. Интересно, шевельнулось ли у них что-нибудь в душе при виде изуродованного Виноградова? Я вспоминал себя: я был почти таким же 29 июня 1996 года - ровно девять лет тому плюс один день. А каким сильным и здоровым, веселым и беззаботным был тогда Виноградов на втором этаже ЦРБ города Калязина. И каким уверенным в своем будущем он был здесь в здании суда шесть дней назад. Судья Владимирова задала Виноградову вопрос, может ли он принимать участие в слушании. На что со стороны Виноградова последовали невразумительное мычание и непритворная попытка встать со скамьи, закончившаяся совершенной неудачей - Виноградов был в нокауте. Интересно, его избили еще в камере Кашинской тюрьмы, или уже по дороге из Кашина в Калязин - по той самой дороге, по которой они летели на только что купленной девятке Малькова с двумя подпившими кашинскими барышнями в ночь с 28 на 29 июня 1996 года?
Судья Владимирова объявила, что слушание сегодня не состоится в связи болезнью подсудимого. А самого Виноградова она постановила направить на лечение в больницу.
Да, граждане легко и тяжело раненые, вот вам и еще один способ переноса слушания по делу: изменить подсудимому меру пресечения на содержание под стражей, а в Кашинской тюрьме все охранники - знакомые ребята, стоит только попросить - отделают в лучшем виде.
Мы с сыном вышли из здания суда и случайно оказались около почтенного интеллигентного дядечки - адвоката Виноградова, который как бы между прочим сообщил нам, что на следующем слушании заявит ходатайство о направлении Виноградова на экспертизу: "У него явно что-то не то с головой", добавил он.
На что мой сын добавил: "А там как раз истечет срок давности - десять лет". На что адвокат никак не ответил.

XIV. Сумасшедший дом. Вилы в бок судейской бригаде (жалоба в Тверской областной суд от 2 сентября 2005 г.)

Сколько нужно времени здоровому организму, чтобы зализать раны и прийти в себя после серьезных побоев? По личному опыту знаю: если не переломаны кости и не порваны легкие, то двух недель вполне достаточно. Поэтому я рассчитывал, что следующее представление состоится недели через две - где-то в середине июля. Я рассуждал следующим образом: Виноградов находится под стражей, за неделю его подлечат, пришлют мне повестку и будьте любезны - снова на концерт. Не будут же его держать на казенных харчах целый месяц или два до следующего "слушания". А может и будут - посмотрим. Через два месяца - к концу августа 2005 г. я решил, что пора пошевелить вилами судейскую бригаду Тверской области, пощекотать, как говорится, их из пушечки, и написал жалобу в Тверской областной суд на двух страничках с доказательствами умышленного затягивания судьями Калязинского суда уголовного процесса, указав при этом, что дело не рассматривается в течение тридцати месяцев, причем лишь четырежды слушание было перенесено по просьбе потерпевших.
Жалоба доставлена в Тверской областной суд 12 сентября 2005 года, ответ датирован 3 октября 2005 г. Краткое содержание: "В результате проведенной проверки было установлено, что данное уголовное дело регулярно назначалось к слушанию и откладывалось по объективным причинам, в том числе шесть раз откладывалось по Вашим ходатайствам. Фактов умышленного затягивания рассмотрения данного дела, о чем вы указываете в жалобе, не установлено". Подпись - "Председатель Тверского областного суда А.Ю.Шмелев".
Очевидно, что реакцией на эту жалобу была также повестка на следующее слушание, отправленная из Калязина, судя по почтовому штемпелю, 29 сентября 2005 г. с приглашением на следующее слушание 10 ноября того же года.
Итак, интервал между слушаниями составил четыре с половиной месяца. Интересно, если бы этой моей жалобы не было, сколько месяцев еще судья Владимирова сочиняла следующую повестку?
Десятого ноября 2005 года ровно в десять утра мы с сыном снова вошли в зал судебных заседаний №2 Калязинского районного суда. Все в сборе, кроме Виноградова. Судья Владимирова объявляет, что на Виноградова Э.В. поступила справка о том, что он находится в областной психиатрической больнице №2; предполагаемая дата выписки - середина декабря. Я задал вопрос судье, указан ли в справке диагноз. "Диагноз не указан, - был ответ, - Да и зачем? Подсудимый Виноградов находится в больнице. Этого достаточно." Я попросил разрешения у судьи взглянуть на справку.Судья разрешила.
Вот текст этой справки:
"Тверская областная психиатрическая больница №2. 09.11.2005 г. исх.№2090 г. Калязин
Калязинский районный суд. Судье Владимировой Л.А.
На Ваш запрос от 8.11.2005 г. №1-2.Тверская областная психобольница №2 /г.Калязин/ сообщает, что Виноградов Эдуард Викторович, 1969 г.р., находится на лечении в нашей больнице с 22 сентября 2005 г по настоящее время. Предполагаемый срок выписки - середина декабря 2005 г.
Печать подпись Т.Х.Ашуров 8.11.2005г.
Штамп: Калязинский районный суд
ПОЛУЧЕНО
09 ноября 2005г.
вх.№ 1661

Очередное слушание было окончено. Выходим с сыном на улицу, устраиваемся в машине. Подумалось, что неплохо было бы махнуть сейчас в этот областной сумасшедший дом (расстояние от Калязина километров двадцать) и убедиться в том, что никакого Виноградова там нет. Ну, предположим, убедился, и что дальше?
А дальше то, что никакой там, в сосновом лесу, не сумасшедший дом. Там действительно "психиатрическая больница", в которую попадают нормальные люди из этого сумасшедшего дома - который находится здесь, в здании Калязинского районного суда и в здании прокуратуры Калязинского района, и настоящие ненормальные тоже находятся здесь - это прокурор Калязинского района Шалаев Ю.А. со своим заместителем прокурором Филимоновой, это сбежавший от правосудия на пенсию Заслуженный юрист судья Лебедев Л.М., это и председатель суда Скобелев А.А., с федеральным судьей Владимировой Л.А.
Некоторое время спустя, случайно узнав, что всех судей назначает своими указами Президент России, я постараюсь разыскать на сайте kremlin.ru тексты и номера этих указов. И найду! Звание Заслуженного юриста России Президент Российской Федерации Владимир Путин присвоит Лебедеву Людвигу Михайловичу своим указом №1422 от 10 декабря 2001 года, а некоторое время спустя вместо него на должность председателя Калязинского районного суда Президент Российской Федерации Владимир Путин собственноручно назначит Скобелева Анатолия Алексеевича указом №836 от 24 июля 2003 года.
Интересно, как там в Указе написано про Лебедева Л.М.?
"За заслуги в укреплении законности и правопорядка, активную законотворческую деятельность и многолетнюю добросовестную работу наградить: ... Присвоить почетные звания: "ЗАСЛУЖЕННЫЙ ЮРИСТ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ...ЛЕБЕДЕВУ Людвигу Михайловичу - председателю районного суда Тверской области ... "
Так как там писал Заслуженный юрист России Лебедев Л.М. в определении суда от 26 мая 1997 года? «При новом расследовании надлежит также проверить и установить, был ли у подсудимых умысел на нарушение общественного порядка в момент избиения Гурского Н.М., был ли нарушен общественные порядок».
Если учесть, что про убийство в этом определении - ни слова, то как соотносятся убийство и общественный порядок Лебедеву Л.М. все было ясно. Неясно господину федеральному судье Заслуженному юристу России только с избиением.
Да, граждане, - реальный СУМАСШЕДШИЙ ДОМ!

XV. ВМЕСТО СЛУШАНИЯ.
В декабре 2005 г. в уголовном деле, по всей вероятности, появилась справка о том, что подсудимый Виноградов был выписан из психиатрической больницы, но никакого слушания - само собой разумеется - не состоялось. Однако произошло еще кое-что интересное. В двадцатых числах декабря на сайте km.ru я увидел анонс "встречи" депутата Государственной Думы Гудкова Г.В. с посетителями сайта. Тема конференции - "Как избежать кризиса в России". Депутат отвечал на вопросы 27 декабря. Я послал свой вопрос накануне. В этом вопросе я вкратце напомнил депутату Гудкову Г.В. свою историю с добавлением новых фактов, и, поскольку не хотел отходить от объявленной темы конференции, сформулировал свой вопрос так:
ВОПРОС: Уважаемый Геннадий Владимирович!
Как вы считаете, может ли общество обойтись без революции, если судебная система этого общества является на 90 % (как утверждает статистика) коррумпированной?
Ответ уважаемого мной депутата был следующий:
"Хорошо, я попробую связаться, я знаю, что там дикий случай. Я обещаю обратиться к генеральному прокурору России с просьбой все-таки взять на контроль этот вопрос, потому что, то, что там произошло - это дикость, это варварство, это говорит о том, что законы у нас - избирательного действия, и за любое самое тяжкое преступление кого-то наказывают, а кто-то может остаться совершенно безнаказанным".
Все последующие дни, включая новогодние каникулы, я все решал для себя вопрос о том, следует ли мне написать на имя депутата соответствующее заявление, чтобы ему было с чем обращаться к Генеральному прокурору. Я даже несколько раз принимался за эту "жалобу-напоминание". Но ничего у меня не получалось. А потом я решил, что и не нужно: если бы Гудкову Г.В. нужно было от меня что-то (я имею в виду какие-либо сведения или документы), то он бы ко мне обратился (я указал в своем электронном письме свои адреса). По прошествии месяца я понял, что "поезд ушел" - либо депутат Государственной Думы Гудков Г.В. обратился к Генеральному прокурору, и получил "неутешительный" ответ (а сообщать мне об этом ему было стыдно), либо депутат забыл о своем обещании - все-таки Новый год.
Но это время даром не пропало. Дело в том, что все последнее время, октябрь-ноябрь-декабрь 2005 года, я "дозревал" до понимания того, что придется писать жалобу на имя Президента России В. Путина. А мне совершенно не хотелось этого делать. Во-первых потому, что в УПК подобная жалоба не предусмотрена, во-вторых, потому, что это было неоригинально; и в-третьих, потому, что это было тяжело. А депутат Гудков Г.В. свое обещание забыть не должен. Если он не связался со мной, значит что-то не срослось. Не судьба. Значит, так записано в той самой Главной книге, по которой считается Главный баланс. Значит, мне все-таки придется обращаться с жалобой к Президенту России.

Вперед